...разнашивает ботинок.

"Жизнь разнашивается как ботинок: чем дальше, тем удобнее. 

Может быть, со стороны выглядит хуже, а внутри всё здорово".

Борис Гребенщиков

Мне нравится смотреть в окно и думать о всяких разностях. Почему в один день на дорогах пусто, а в другой – совсем битком. Почему в метро то никого, то вдруг толпы. Почему опыт приходит к каждому в своей, причудливой форме. Почему всему своё время, и если торопить его, это самое время, то жизнь непременно разладится. Мне нравится думать о том, что я читаю, смотрю, слушаю. Иногда поток мыслей становится навязчивым, я мучаю себя вопросами, на которые нет ответа, захожу в тупик и ложусь спать в отчаянии. Так мне не нравится. Я люблю, когда поток мыслей спокойный, не слишком поверхностный, не бытовой, но и не тупиковый. Когда ныряешь достаточно глубоко, чтобы ощутить давление воды на уши, но из глубины ещё можно разглядеть небо. Мне сложно понять механику собственных мыслей и настроений. Они цепляются друг за друга, как две приставучие макаки. Иногда настроение запускает водоворот путаных мыслей. Иногда размышления веселят или, наоборот, огорчают. 

Мне будто бы не хватает новых людей, новой перспективы, новых взглядов на мир. Хочется новых рассказов. Хочется нового опыта. Хочется перебороть себя и начать снова носить кольца. Так многое может случиться впервые! Ни разу не отвешивала мужчине пощёчину. Ни одна из моих сумок не была подарком. Я не завела себе собаку. И не была в Южной Америке. 

Не думать, а делать. Не бояться ошибок, не сторониться мира, вернуться и расцвести. Да будет так.

ну и супец!

Вскормленная молоком советской матери, Москва любила пищу простую. И полезную. Готовки старалась избегать, но в жизненную кухню бросалась с увлеченностью, прерываясь лишь изредка на перекур. Или море. Но в понедельник прилетел Крист. А с ним- переполох и голландские песни. Москва вообще-то не хотела ни петь, ни губы красить. Надеялась отойти от больничного перепуга прошлой недели и походить немного в пуховичке с совами, а лучше вообще в одеяле. Но в понедельник Крист прилетел. А с ним-коммерческие решения, идеи контракта, и даже г-н ван ден Белд, весомый (но довольно тощий) человек-юрист. Москва вообще-то не хотела доставать маску деловой женщины. Раздумывала над обоями марки Morris & Co и над тем, когда бы венок заказать в flowerslovers. На этой неделе или на следующей. Декабрь на носу, а дверь рождественским венком не устрашена ещё. Но Крист прилетел. В понедельник. И такой: "Москва, у меня тут рецептик один есть. Авторский. На два дня. Суп получится - зашатаешься!" Ну а я что, из одеяла выпуталась, всё в ежедневничек записала (чтобы про обои потом не забыть помечтать), да и согласилась. 

Авторская идея двухдневного жизненного супа, как оказалось, заключается в непоследовательном вбросе всех подряд ингредиентов.

Начали суматошно. Дыроколили пятьсот страниц. Конракт готовили на ходу (я - на высоком ходу, то есть на каблуках). Обсуждали оборудование, прерываясь на флирт. Обсуждали флирт, прерываясь на оборудование. Спорили, не понимая вовсе, о чём. Занимались типично-русским бодаловом. В первый день закончили ближе к ночи. Лишь потому, что я хотела есть, спать, домой и мыться. Вместо лекции по американскому модерну был неклейкий разговор и моё смущение. Потом всё раз, и как рукой. Смена дней и настроений. Устало обсуждали условия контракта, не прерываясь более на флирт. Закончили рано. Балки и чертежи должны были заполнить день до чердака. А тут вдруг два музея, за полдня. Изучали танки на морозе. Изучали тачки в тепле. Чайки и ЯКи на Новой Риге сменились кубизмом и куполами на Петровке. Вместо разговора и смущения была лекция про открытую семью. Очень в тему моих порядочных размышлений. Модные слова «гендер» и «субъектность» пришлось фильтровать. Переживательные мужчины задавали больше всего вопросов. Парочки-пташки льнули друг к дружке. А я записывала себе в блокнотик, что раньше, оказывается, люди женились, чтобы проще было выживать. Сейчас мужчина может один наладить быт и секс. Женщина может одна заработать денег и воспитать детей. Женятся нынче, потому что в семье "не нужно выделываться, как в окружающем, бодрящем мире". Получается так: семьи нет, и я в бодрящем мире выделываюсь без передышки. А жить в семье нужно так, "чтобы жизнь нам самим нравилась ". То есть жить одной так, чтобы нравилось, не получится? Под занавес второго дня я вдруг закрыла блокнотик и подумала, как хорошо, что ничего не понятно! Прям-таки успокаивает. Как хочешь, так и делай. Никаких тебе парадигм, никакой ясности. Как родители жили – не можем, как самим жить – не знаем. А главное, чего мы не знаем, так это нужна ли будет душевная гармония и психическая лабудень лет этак через десять? Вдруг мы вернёмся опять к вопросам выживания?

Оголодавшая Москва хотела от этой жизни не так уж многого. Смыть помаду. Обняться. Поболтать (в объятьях). О том, как импозантный Вторник и странная Среда выбились из общей календарной массы. О том, как зашататься от приложенных усилий, но всё же устоять. О том, как наслушаться, но не наделать выводов. Москва хотела поделиться удивлением от несовместимости ингредиентов последних дней. Помолчать. Снять маску деловой. И, наконец, вернуться к плану на зиму. В котором вместо помады - пуховичок с совами. Вместо каблуков - ботиночки. А вместо женатых мужчин - приличные авторы разных стран. О, мистер Диккенс, как вы верны, как терпеливы!

(*Бросаю всё, иду к нему*)

P.s. Машина с водителем – это асекусально.

самоанализ - убийца

Четыре дня я провела дома. Не выходила на улицу, почти ни с кем не общалась. Видела в окне, что Москву завалило снегом. Ну и ладно. В этом году у меня был свой, пьяный первый снег. Я его запомнила. Это было не сейчас. А сейчас я смотрела фильмы. Чихала. Ела лимоны. Вернее, не так. Сначала прочла Веронику Паоло Коэльо. Призналась себе в скрытой форме шизофрении, расстроилась. Потом пересмотрела тучу фильмов, чихала каждые две минуты и объедалась лимонами. Так-себе диета, я знаю. Но фильмы! Я заглотила репертуар, который обычно осиливаю за полгода. Начала с "Вечного сияния чистого разума" и "Господина Никто". Неплохой набор для будничного денёчка, не так ли? На фоне отсутствия контактов с внешним миром - прям-таки удручающий. Дальше посмотрела "Самый пьяный округ в мире" и "Гений". Накинула жестокость и писательскую драму на полотно размышлений. Продолжила ни с кем не общаться. Потом вдохнула "Место под соснами", чтобы привнести своим мыслям философско-бандитскую перчинку. На десерт оставила два сезона "Небесного суда". Ох, ну последний, конечно, припечатал. С одной стороны - Хабенский. Ещё со времён первых дозоров (переходный возраст, первая любовь, все дела) без придыхания на него смотреть не получалось. В сериале он сыграл мужскую любовь ровно так, какой её хочется видеть в жизни - всепоглощающей, уважительной, чистой и решительной. Ну и идея, конечно, сильная. Не каждый раскроет тему страшного суда так, чтобы было не страшно, а смешно. Особенно запомнилось, что ад в Небесном суде называют "сектором раздумий", а рай - "сектором покоя". Откликнулось.

И вот, пережив внезапную изоляцию на фоне массированной медиа-атаки, просыпаюсь сегодня, а в голове опять: программа Итоги на полную громкость. Как будто мне самой завтра умирать, честное слово. Моё сознание напоминает перфекциониста-бухгалтера, который всё время что-то подитоживает. Очень ему нравится делать выводы, "подводить черту" и заниматься прочим ненужным учётом. И всё бы ничего, если бы я не находилась из-за него в своём собственном, довольно беспросветном секторе раздумий. Я постоянно думаю. Мысли мои вовсе не быстроходные облачка. Они как айсберги, айсберги глубокой заморозки. Иногда мне кажется, что это всё со скуки, от хорошей жизни. Прочла на днях такой пассаж: "Тема бесцельности выражается всё больше с того момента, как человечеству стало известно, как освоить материальный мир. Страх смерти перешёл в страх бесцельности. Вместо того, чтобы бояться смерти, люди больше всего боятся жить". Призналась, что год назад сама не заметила, как от страха начала возводить стены, придумывать собственный мир. Со вкусом хорошо всё, обстановочка вышла по последней моде, в моей вселенной штиль да благодать. Да только раньше жила, а сейчас только думаю о жизни. Глупости с раннего утра мёрзли в очереди, чтобы я их только совершила, а дверь души всегда была нараспашку! Всё пропускала через себя, любила, переживала, маялась, срывалась среди ночи, смеялась, рыдала, была живой! Потом ой! Стало больно. И потянулись вверх стены и заборы. Теперь все чувства идут меня в обход. К изначальной, воспитанной семьёй и обществом морали я добавила ещё тьму страховок-ограничений. Они якобы основаны на новых знаниях и на былых ошибках. Это очень удобно- в любой некомфортный момент всегда можно сослаться на эфемерные принципы. Защищаясь от боли и разочарований (как будто от этой парочки вообще можно защититься), я идеализирую до бесконечности своё будущее. Ловлю себя на фразах вроде "если уж вообще с кем-то быть, так чтобы всё было правильно". Нежелание принять идею о вероятной неидеальности дальнейшего развития событий делает из меня живую мумию. От страданий-то я сбежала, заперлась в своём замке, никого туда не пускаю, и думаю круглыми сутками. Я кичилась своей свободой! А толку-то? От всего берегусь, всё обдумываю, осмысливаю, перестраховываюсь по двадцать раз- вдруг кто ещё меня обидит? И опять, опять кризис! Разве это я? Проходной двор, как раньше, в душе устраивать не хочется, а жить хочется, и даже очень. Более ограниченной и узколобой в собственных убеждениях я не была давно. Твержу о своей придуманной вселенной, о прошлом думать не хочу, о будущем думать боюсь.

Из свитой мною модной клетки веет холодом. И мертвечиной. Вот.

Я разделю с тобой физалис.

Мне казалось, мужчины многое со мной уже делили. Завтраки и ужины, быт и кров, впечатления, фамилию, в конце концов. Мне также казалось, что в прогрессирующей перспективе меня может удивить только передел имущества и собак. А тут раз, физалис. Знакомство с ним прошло для меня неоднозначно. Ягода физалиса украшала пирожное, мне было пять лет, тут мы и встретились. "Несъедобно!"- подумала я, и тут же её выкинула. Шли годы, встречи с физалисом случались нечасто, но всё же я многое осознала. Прекратила разбрасываться едой, возмужала, так сказать. Итак, мне двадцать лет. В компании двух баронесс уплетаю торт в Минске.  Дохожу до физалиса, одна из них под руку мне нашёптывает: "Съешь физалис - выйдешь замуж". Я смеюсь. В двадцать лет хотелось в космос, а не замуж. Оказалось, о связи фрукта с замужеством белорусские баронессы прознали давно, да и для мира это не новость. Я удивилась, но запомнила. Мне двадцать шесть. В космос не слетала, зато придумала свой. Сижу в компании двух голландцев и одного идеального мужчины. Говорим о работе, обед подходит к концу. "Вы должны попробовать чизкейк! Здесь его сами готовят"- мурлычет идеальный мужчина. "Нет, спасибо, у меня платье слишком обтягивающее"- парирую я. "Нам, пожалуйста, один чизкейк напополам и два капучино"- переводит мужчина официанту. Мальчик в бабочке бросается на кухню. Мгновенно возвращается с добычей. Кусок торта разделен на два куска чётко, по-военному. Соус разлит по тарелкам симметрично, по-братски. А сверху - ягода физалиса, аккуратно разрезанная на половины. Рассказываю голландцам, что мужчинам в России физалис нельзя, плохая примета. Они понимающе кивают. Идеальному мужчине рассказываю про свадебное поверье. Он усмехается и отдаёт мне свою половину. 

"И правильно, - думаю я, - тебе-то уж точно незачем". 

счастье - это привычка

Я не знаю, много ли таких, как я, но расскажу начистоту про новое потерянное поколение. Последний раз такое случалось в начале двадцатого века, между первой и второй мировыми. Люди, которые пережили ужасы войны, не могли влиться в социум, потому что всё казалось им мелочным, пустым, недостойным внимания. В веке двадцать первом, знакомьтесь, новое потерянное. Представьте себе: собралась большая компания сыграть, ну скажем, в преферанс. Вы тоже собрались. Правила игры рассказаны, сели, начали. Вдруг звонок от начальника. Выходите буквально на пять минут, помните при этом отчётливо, на чем остановились. Разговор не к месту затягивается. Возвращаетесь, садитесь, силитесь понять, что происходит. Не понимаете. Все хохочут, пыхтят, сдают карты. У вас в руках такие же карты, а вы смотрите на них, и ни туда, ни сюда. Постепенно на вас нападает зевота, время замедляется. Все такие эй, ну чего ты, давай с нами, а уж запал пропал и курить хочется. Я как раз из таких, выпавших. 

Наш мир якорится на двух элементах. Можно мнить себя адептами разных концепций, цитировать Библию, Коран и Капитал Маркса, однако выбрать между отношениями и работой ты обязан. Все, как ополоумевшие, ищут несчастный, запуганный баланс. Сколько времени тратить на работу? Сколько проводить в семье? Видят ли дети отца? Должна ли мать работать, или женщина создана для семьи? Как жить с командировочным? Как не наскучить мужу, засев дома? Эти, и многие другие около-вопросы заставляют людей ругаться ночи напролёт, прудить слёзы и зарабатывать миллионы на тренингах по тайм-менеджменту. Строительством сбалансированной карусели занят весь западный мир. Личный выбор между семьёй и работой  ежедневен, как выбор между добром и злом, курицей и рыбой, сегодня и завтра. Выпавшие из семейной стези резко разочаровываются в идее взаимоотношений и уходят в работу (особенно мужчины). Те, кто не выстрелил в бизнесе, находят одобренное оправдание в семье (особенно женщины). Те, кто успевают и там, и здесь, посматривают на нас с обложек журналов и редко существуют, ибо в мире проявленном всё трындец как перекошено. 

На днях думала о том, что есть любовь. Решила для себя, что любовь- это привычка. Нас с детства учат мыть руки, чистить зубы и любить мамупапу. Дальше пубертат (попробуй отличить чувство от возни полов, когда тебе пятнадцать лет). Сверху накидывают книжки-фильмы-мыльные оперы, дальше страдальческая, спроецированная первая влюбленность, и пожалуйста, к 18ти в человеке сформирована чёткая привычка что-то там чувствовать и вроде кого-то любить. А работа? Надо же реализоваться по-любому! Найти себя! Одолеть карьерную лестницу, а лучше "создать что-то своё". Чтобы тебя как минимум уважали, а лучше - восхищались тобой, как "невероятным специалистом"/"поэтом от Бога"/ «подставьте своё». Где в мире место людям, которых не проняло ни то, ни другое - я не знаю. От идеи успеха, которую пихают в нас уж целый век, тошнит. Семьи до гроба, как в старые-добрые, кажется, не создать. Поняла вот на днях природу пустоты, которая продолжает съедать меня изнутри. Я отвыкаю любить. Всю жизнь кого-то любила, а полгода, может год, не люблю. Какая ломка была поначалу, прелесть просто! Любить-то надо, с детства приучены. Нет никого на горизонте - цепляемся за прошлые пассии, страдаем. А кто из свеженьких появляется – подсекаем, не медля, и строим, строим отношения! Однако сценарист моей жизни последнюю планёрку прогулял.  Получилось в итоге, что страдать по старью не хотелось, а ввязываться в новьё- тоже не хотелось. Постепенно пришла новая привычка- не любить. Не циклиться. Ни на прошлом, ни на будущем. Когда я осознала, что переживания, эмоции, а так же поиск этих самых переживаний и эмоций - не единственный вариант пути, жить в спокойствии и пустоте стало не так уж страшно. Как будто курить бросила. Сначала странно и хочется, а потом, знаете, нормально, и не хочется. Раньше все, что в парах, казались такими счастливыми! А сейчас стали видны перекосы. И у всех эти перекосы, понимаете, у всех! Люди живут худо-бедно, редко гармонично, а чаще кое-как. Рассматриваешь всех привыкших друг к другу влюблённых, а у самой сердце будто пленкой целлофановой обвёрнуто. Всё проскальзывает мимо, никакого сцепления. Когда переживаешь, чувствуешь, что живёшь, и живёшь быстро! А у меня время тянется, как в гробу по зиме. Раз ни семьи, ни отношений - должна была в работу удариться. А нет, не загорается, не горит, не тлеет даже. Тут попробовала, там подучилась, сижу на своей карьерной ступеньке и тоже, ни туда, ни сюда. Только наблюдаю с интересом за трепыханиями окружающих. У каждого ведь своя причина вджобывать, но неизменно каждый отстаивает эту причину с показательным рвением. 

Кто-то искренне, кто-то лжёт, кто-то людям, кто-то себе.

Впрочем, из потерянного состояния "ни туда, ни сюда" открылась некая трансцендентность. Прошлого нет, равно как и будущего. Это ощущение, ощущение вечности, пронизывает всё моё естество. Хочу вспомнить былые чувства- не могу. Как будто их вообще никогда не было. Пробовала пересмотреть фотографии, переслушать песни, с кем-то там связанные - тоже по нулям. Какая-то девочка. Улыбается. Какие-то песни. Поют. Пытаюсь придумать, смотивировать себя на рабоче-крестьянский прорыв - тоже нет. Зарабатываю на поездки, кофе, да запчасти на ниссан - и славно. Думаю о будущем - ничего. Семья - переживать? Дети- приучать их любить? Карьера- самоутверждаться? Да и потом, в любви ты можешь быть несчастен. Деньги тоже счастья не гарантируют И сейчас, в кризисной, первичной, такой новой пустоте, мне кажется, что счастье, счастье- это тоже привычка. Внутреннее, глубокое, ресурсное состояние, которое совершенно не зависит от переменных. Пуст ты или наполнен, влюблён или равнодушен, богат или беден, ты можешь приучить себя к счастью. Зародить в себе привычку быть счастливым и зазимовать.

Кто со мной?

агония пустоты

Второй месяц страдаю на Диккенсом. Нахрапом взять Домби и Сына не получается. Результаты далеки от впечатляющих: подбираюсь ко второму тому. Вроде читаю, а кажется, будто продираюсь сквозь чащу. Как у него хватало сил так детально прорисовывать оттенки чувств, диалогов, детали образов и сюжета? Наверное, Чарльз был крайне терпелив. А я нет. Хочется поторопить события. "Это понятно, г-н Диккенс, что дальше?" Однако те россыпи юмора, что попадаются в английском лесу, заставляют остановиться, перечитать абзац или два, а порой хихикнуть в голос. После таких находок я принимаю волевое решение "добить- таки классика". Так тяжело у меня шёл Маркес со своим веком одиночества, да ещё Война и Мир в средней школе. Война, конечно, была особенно скучна. Её, как и диккенсовские описания, приходилось прорабатывать как-то хиленько и по диагонали. В детстве я, кстати, любила Диккенса. Не знаю, что произошло с тех пор. Приноровилась читать роман дозированно - по главе перед сном. Может, к две тысячи семнадцатому закончу. Параллельно с классикой, заглатываю "Птицу за птицей» Энн Ламотт. Писательское ремесло описано так славно и жизненно, что книгу хочется вобрать мозгом или хотя бы съесть (простите меня, мистер Диккенс). Вот небольшой отрывок из многих, что засели в сердце: 

"Все интересные истории давно витают где-то и ждут, что их расскажут по-новому, свежо и ярко. Марк Твен когда-то сказал: «Адам был счастливым человеком — когда ему в голову приходило что-нибудь смешное, он мог быть твердо уверен, что не повторяет чужих острот». Жизнь похожа на огромный завод по переработке вторсырья: думы и треволнения человечества снова и снова возникают во Вселенной. Но каждый из нас привносит что-то свое: уникальное мировосприятие; может быть, чувство юмора или внутреннюю страсть. Каждый выдает собственные смыслы. Если все человечество запоет одну и ту же песню, все равно выйдет несколько миллиардов разных версий. Кто-то станет импровизировать и выводить рулады, а другой будет репетировать, пока не достигнет совершенства, хоть на оперную сцену выходи. Выбирай что хочешь, только помни: в каждом из нас уже есть все, чтобы рассказать свою историю внятно и интересно. Нужна только своя голова на плечах, да еще память, фактура и то, что ты увидел и впитал за прожитые годы. Настоящий творческий процесс идет в подсознании, где сидит наш вечный ребенок и складывает все элементы гигантской мозаики. Когда он будет готов доверить тебе очередную главу, или сюжетный ход, или неожиданный поступок персонажа, — он это сделает". 

Ламотт говорит, что самое главное- просто писать, превозмогая лень, хоть по триста знаков в день. Мне нравится этот приземлённый подход к ремеслу. Превозмогаю лень, сажусь писать. Хм. 

Мне кажется, пустота убивает. Пустота- это не наличие друзей и развлечений, не бездеятельность и вовсе не одиночество. Пустота- это когда, что бы ты ни делал, внутри свищет ветер. Раньше я всегда на чем-то циклилась. Учеба, мужчины, социальная жизнь, эти элементы меня наполняли. А как пошёл процесс внутренней, философской перестройки, так всё. Как было - не хотим, как хотим - не можем. За год я поднаторела в плане фильтрации жизненных событий без эмоционального сумасшествия и зацепок, теперь вот новая песня. Пустота. Я не просто её чувствую, я в ней живу. Я больше не боюсь злости, предательства, не-прощения. Боюсь только, что пустота звенящая никогда не закончится. Живу в пустоте и стрехе, что комнаты моей души- это будущие руины. Хочется с чем-то определиться, и над чем-то смеяться. Я так мало смеюсь сейчас. Раньше ржала до колик каждый божий день, а тут перестала. Не смешно. Научиться бы смирению и принятию, угомонить бы бастующие остатки прошлого сознания. Всю жизнь была нацелена на результат, как учили в школе, в семье, в обществе. Всю жизнь была поездом, который мчится на всех парах в сторону Камчатки, чтобы, как кончатся рельсы, на полном ходу рухнуть в океан. Так сказать, закончить выступление ненатужно. А сейчас модно думать, что главное- это сам путь. А Камчатка, что Камчатка. Её либо нет вовсе, либо она не такая, что я себе представляю, либо не важна вовсе, такие дела. Сначала внутри шли бои. Радикально настроенные тараканы-консерваторы прибивали яйца к полам вагонов в знак протеста переменам, новоявленные буддистские особи практиковали йогу и медитации, настраиваясь на единение с целым. Не договорились, запили, ушли. В поезде пусто. Мне страшно. Не могу пока насладиться поездочкой, всё мне грезится океан. Человек ведь, знаете, сам себе приговор. Ну а пока всемвстатьсудидёт, жизнь тоже идёт, через меня и мой состав-призрак. В выходные я твёрдо решила не расстраиваться, что бы ни случилось. Заблудилась в подмосковных селеньях, четыре часа плутала по области в поисках поля с парапланерным клубом. Нашла поле, ждала ветра. Не дождалась. Поехала в Москву. Словила булыжник в лобовое. Мрачно продолжила не расстраиваться. Вечерняя встреча прошла без души. Воскресная встреча отменилась из упрямства. Поехала к отцу с намерением вдохновиться школьными сочинениями, развеяться и поржать. Всё есть, сочинений нет. В одной из тетрадей, за пятый класс, нашёлся обзор фильма на английском, в котором я написала, что папа считает Жерара Депардье так-себе актером (папа отказался комментировать слова 15летней давности). В другой тетради, кажется, по русскому, класс за второй, было аккуратно выведено: "В Ялте хорошо. Морская вода полезна". Наверное, вдохновение сторонится поездов, в вагонах которых гуляет ветер. Впрочем, выехав с мойки под аккомпанемент внезапного дождя, я поняла, что удача их тоже сторонится.

Я силюсь заполнить пустоту внутри новыми знаниями и впечатлениями, да только зря. Пустоту нужно принять и перестать наконец её бояться. Может быть, тогда она прекратит быть такой холодной. Может, хоть тараканы-буддисты вернутся на борт. Может быть, пустота тогда станет тёплой и светлой. Может, я доверюсь тем рельсам, на которых стою, и всё-таки двинусь в путь. Может, перестану наконец нестись, протестовать и бояться. А может, и забуду со временем про эту далёкую Камчатку, вот. 

Хроники Майя

-Пусть Хэмингуэй позвонит нам и извинится.

Мэтью Квик, «Мой парень – псих»

Одно из самых любимых моих занятий – раскручивать цепочку мыслей до той, с которой всё началось. Поразительно, как крошечный информационный вброс приводит к масштабным размышлениям на самые отстранённые темы. Так, начав день с трейлера нового фильма, я закончила его думами о природе иллюзий, в которые погружен наш мир. Вот как это было.

Моё отношение к любому из искусств – сильно потребительское. Нравится/не нравится, цепляет/не цепляет. Какой-то общий набор предпочтений, конечно, сформирован, но я, совершенно точно, не ценитель и не критик. Мне нравится Дженнифер Лоуренс. Пожалуй, это единственная актриса, на фильм с участием которой я иду в обязательном порядке. Со дня выхода первых Голодных игр и по сей день что-то в ней меня цепляет. Внешность, манера игры, непохожесть. Описать чётко, почему я тащусь от госпожи Лоуренс, не представляется мне возможным. Вчера вышел трейлер нового фильма с её участием, называется он «Авалон», выйдет не скоро. Я планирую сорвать с этой картины двойной куш – помимо женщины, на которую мне нравится смотреть, ещё и жанр космический, как я люблю. Задумалась над названием. Авалон. Пошла гуглить. Начиталась про короля Артура, про рыцарей круглого стола, про древние английские аббатства. По легенде, король Артур был перезахоронен на мифическом острове Авалон (в переводе с кельтского – «остров яблок»), на котором находят покой души героев, недостаточно хороших для рая и недостаточно плохих для ада. Пока искала подробности и варианты легенды, наткнулась на «Хроники Амбера», фантастическую сагу американского писателя Роберта Желязны. Действие одного из романов также происходит на этом острове. В детстве я очень любила фантастику в целом, а научную фантастику - в особенности. До вчерашнего дня мне казалось, если я и не читала кого-то из фантастов, уж точно о нём знаю. Тот факт, что про г-на Желязны я даже не слышала, возмутил меня. Следующие полчаса я была занята розыском «Хроник» по всем известным мне книжным и около-книжным сайтам, нашла букинистический сборник девяносто первого года, изданный в Грузии. Удивилась. Заказала. Решительно настроилась прочесть все девять романов перед выходом фильма. Подумала про то, как славно в наше время живётся интровертам. Можно вообще ни с кем не общаться, сидишь себе да строчишь в поисковик запросы.

Вечером решила пересмотреть любимый фильм с Лоуренс, который в российский прокат вышел под названием «Мой парень – псих». С переводом, конечно, облажались. В оригинале название красиво заигрывает со словами – «Silver linings playbook”. Фильм снят по мотивам романа Мэтью Квика, в сюжете которого есть устойчивая отсылка на словосочетание «Every cloud has a silver lining». На английском это выражение символизирует надежду и веру в лучшее. Перевод на русский столь же далёк от изначального варианта, как Гавайи, скажем, от Ростова. Главный герой часто смотрит на небо, наблюдает за облаками, во всём видит символы удачи (особенно в небесных просветах) и отчаянно зациклен на собственных иллюзиях. Книгу я не читала, но судя по выдержкам и цитатам, переводчики-горемыки решительно теряют смысл в каждом пассаже, завязанном на поговорке. Ну да ладно. Фильм всё же о двух сумасшедших. Но, Боже, как они хороши! Герой Бредли Купера проводит ночь за романом Хэмингуэя, после чего, с возгласом “What the fuck?” выбрасывает томик в окно, разбивая его. Он возмущён тем, что в школьной программе присутствуют произведения с таким трагичным финалом. Бредли недоволен не только Хэмингуэем, но и, к примеру, Фицджеральдом. Безвыходность и трагизм –пороки, которые он не хочет видеть в этом мире. И я, и я не хочу! Герои Лоуренс и Купера доводят до абсурда многие качества, которые есть в каждом из нас. Например, знаки. Я тоже верю в маячки, которые подсказывают направление. В фильме же внимание к знакам становится одержимостью. Это сумасшествие, впрочем, такое … иллюзорное! Мы смотрим на мир исходя из тысяч предустановленных настроек, как бы изнутри себя. Пациенты психиатрических лечебниц живут в своём собственном мире, который мы не понимаем. Всё дело в иллюзорности понятий, в установках и законах, которые веками вели человечество определенной дорогой. Если говорить об иллюзиях каждого из нас в частности, я думаю, они целиком и полностью зависят от уровня развития. «Он изменится», «От меня ничего не зависит», «Она меня любит». Наш мозг хочет так думать, вот мы и обманываемся. Этап простых самообманов я вроде бы прошла. Теперь набор иллюзий во мне мутирует, становится сложнее, как будто немного склоняясь к тому, что в обществе принято называть сумасшествием. К примеру, я отследила искреннюю убежденность в том, что могу саму себя, изнутри, объективно оценивать. Отслеживать свои чувства, мысли, слова и давать им честную оценку. Эта иллюзия сформировалась на фоне отсутствия в моей жизни критики. Никто мне ничего поперёк не говорит, я варюсь в очень комфортном людском бульоне. Друзья и родители меня любят и молчат. Коллеги умеют складно лицемерить. Никакого здравого фидбека. И тут прилетел один. Я сначала напряглась. Потом начала раскручивать комментарий в своей голове и поняла, что даже не задумывалась о наличии такого весомого брёвнышка в собственном глазу! Очередная иллюзия пала. А сколько их ещё! А сколько людей так и живут, не задумываясь вовсе? Сидят в бассейне заблуждений, в которых сами себя и убедили? За этим потоком мыслей незаметно наступила ночь. Я лежала в постели, не дыша, и присматривалась к теням своей души. Думала о том, что остров этот мифический –  не остров вовсе. Наша планета – тот самый Авалон. Мы – герои, которым и в аду не гореть, и до рая мы не дотягиваем. Этакие герои-куклы. Они ходят, говорят, рожают новых кукол, а вместе с этим тонут в море собственных иллюзий. 

Тонут, думая при этом, что живут.

День смерти Сальвадора

 

Говорят, чтобы написать «сильный текст», нужно работать над ним не один день и много вычёркивать. Мол, чтобы воды было поменьше, а смысла побольше. Одновременно с этим, хороший текст – это текст искренний. Найти правильную комбинацию проработки и искренности – мука каждого пишущего человека в отдельности. Я всегда пишу в порыве. Мой текст является моим первым впечатлением, оформленным в слово. Я пишу «на чистовик» и идею никогда не корректирую. Проверяю текст на орфографию/пунктуацию и публикую. В последнем путешествии я честно решила опробовать схему работы обычного, не припадочного автора. Делала кучу путевых заметок, привезла целый ворох исписанных клочков и салфеток. Даже томик Диккенса пострадал от моих прибалтийских идей. Пока летела в Москву, обдумывала текст, перечитывала заметки, что-то вычёркивала. В общем, предприняла попытку обуздать порыв и сначала над текстом поработать. По прилёту, не успев зафиксировать первое, истинное впечатление, начала рассказы и пересказы собственных историй. На работе, дома, друзьям. У некоторых истории становятся всё интереснее с каждый пересказом. Они обрастают байками и медленно превращаются в увесистых, цветастых мастодонтов. У меня не так. С каждым пересказом я будто теряю запал, суть и впечатление. Моя история хиреет и чахнет. Через недельку- две она напоминает облезлую кошку, которой самой от себя тошно. Вот и сейчас, я сижу над латышской кипой и понимаю, что написать по-своему достоверно (в соответствии с изначальным впечатлением), искренне (когда не успеваешь ещё его переварить) и «с огоньком» (то есть в припадке, на пике или дне эмоциональной волны), уже не получится. Рукописные заметки больше не кажутся свежими. Мне не хочется о них писать, потому что они уже пережиты, в реальности, в голове, в устной речи. Если работа с текстом – это только навык, у меня пока такого нет. А был бы он весьма полезен.

Если идентифицировать меня по моим текстам, создаётся впечатление переменчивой женщины, которая чередует припадки ненависти с облаками любви без всякого подобия равновесия. На самом деле я очень стабильный и спокойный человек. Просто люди запоминают пиковые показатели, такова уж наша механика. Они воспринимают и замечают меня громкой, колкой, развесёлой. Хотя большую часть времени я вдумчива и занята своими мыслями. Люблю тишину, люблю посидеть в этой тишине одной. Дома никогда не включаю музыку, много сплю и периодически «выстреливаю» эмоциями, на подъёме или спуске со своих эмоциональных гор. Сегодня я и до работы добиралась в тишине. Сонастраивалась с потоком машин и ритмом города, размышляла о лингвистике и вчерашнем вечере, молчала. Приехала на работу, продолжила молчать, налила кофе, сидела на кухне и ела банан. Тут зашёл коллега, вздрогнул и говорит: «О, ты так тихо тут сидишь!» Мне смешно это слышать, я же знаю, как часто я «тихо сижу». Отвечаю: «А ты думаешь, когда я одна, я громкая?». Задумался на секунду. Говорит: «Конечно! Громкая, как обычно, и колесом ходишь!». Люди воспринимают и запоминают меня бурной, резкой, радикальной. А такой я бываю пару раз в неделю. В такие дни я часто пишу. Творчество развивает эмоциональный интеллект, помогает справиться с эмоциональным потоком и осознать его. Наверное, склонность к «выплеску» вообще присуща только людям эмоциональным. У людей ровно-холодных может быть хобби, выбранное из мотивов разнообразия занятий, но такое, без огня. Зато чужой эмоциональный поток для ровно-холодных притягателен, он обращает на себя внимание, заставляет сразу же выделить человека и идентифицировать его как нечто необычное в общем бассейне рыб обыкновенных.

А написать-то я хотела про Ригу. Но думаю и переживаю, как видите, уже о другом. Смотрю на заметки. В них были идеи, но я их не помню. Что-то про несуществующих латышей. Про Евросоюз и про союз советских социалистических. Про книги на русском, про то, как много православной литературы. Про Виолетту из Уфы, которая уже двадцать лет как «хочет домой». Про желание обнять всех завидующих и промурлыкать что-то вроде «Ну это, мы ж Крым взяли, может и вас возьмём». Про флёр девяностых, который я едва помню, а Рига им живёт и сейчас. Про Аллу Борисовну, под которую туристы пританцовывают за утренним кофе. Про «Якутяночку» L’One, под которую начинается отжиг за вечерним коктейлем. Про то, как в Латвии невкусно всё, кроме пива и нашей солянки. Про русских студентов, которые громко придумывали шутки в кафе под названием «Dali». Пароль от wi-fi в заведении был такой: «11051904». Я погуглила. День смерти Сальвадора. Но интерьер кафе совсем не вязался с творчеством сумасшедшего живописца. Все стены в соц-демократических лозунгах. Студенты репетировали сценки прям под надписью «Social democrats hang out here». Думаю: «Может, Дали был соцдемократом?». Погуглила ещё. Оказалось, он и его жена дико боялись революции. Дали целых тридцать лет создавал работы, посвященные иудаизму и Израилю. Сюр какой-то, честное слово. И это не только про кафе, это про Латвию в целом. Основная торговля – на рынках. Джинсы, овощи, порошок стиральный. В ходу Евро, в лексиконе – рубли.

Пляж Дзинтари. Ощущения – как на карьере под Дзержинском в девяносто шестом. Захожу в кафе. За стойкой маленький бармен еврейской наружности.

-Капучино, пожалуйста.

-Три с полтиной.

Замираю. Активирую генетическую память. Перевожу. Латышский еврей просит у москвички три евро пятьдесят центов за чашку кофе, используя слово «полтина» (появилось на Руси в тринадцатом веке).

Хотелось мне написать отдельный, классный текст про то, как скучают в Латвии по «русским оккупантам». Но из обрывок и заметок получаются только … обрывки и заметки. Не выходит без запала словесный цветок. Короче, моя схема такая: записать, потом рассказывать. Тогда и текст случается славный, и рассказы четкие, без шелухи. Наверное, авторский стиль, манера письма, так и рождаются, примеряясь. Слова, которые я разобрала на последнем клочке, перед тем, как выбросить, такие: «Тишь, гладь, доживаем, надеемся». Может, я латышей так характеризовала. Может, хотела статью так назвать. Не помню. Фактор времени, помноженный на фактор памяти, плюс фактор выхода из эмоциональной волны, работают в моём случае отрицательно. Вместо того, чтобы текст выверять, я не пишу его вовсе. Пустую, сижу в тишине и, как сёрфер, жду свою следующую волну.

Никель, паста и татарин в шляпе

Начнётся моя история с оды вечному студенту. Тот день, когда я вновь решаю пойти учиться, всегда для меня очень волнительный и очень радостный. Это всегда порыв, хотя я ни разу не связала судьбу ни с одним из прослушанных курсов. Два года назад я вдруг решила, что раз я такая громкая да говорливая, самое место мне – на радио. Так я и попала в Школу Радио. Отучилась полгода, поняла, что говорить хорошо – это хорошо, а говорить в микрофон – это такая же работа, что и куриц убивать. Рутинная и волне себе обыкновенная. Но тот вечер, когда меня осенило, он был волшебный. Мы с Олегом сидели в Маминой пасте на Патриках, были розы и подарок с эмблемой LV, было вкусно и душевно. В этой атмосфере я взахлёб, но всё-таки  немного смущённо, рассказывала про свою новую идею, про школу, про запись на кастинг. Так романтический вечер плавно перерос в вечер поддержки, в вечер нового начинания, вечер воодушевления. Прошло два года и вот, новый вечер наполнился волшебством. Не было ни Олега, ни роз, ни поддержки, но был внутри тот запал и подъём, который ни с чем другим - не спутаешь. Была внутренняя решимость, решимость от того, что ты опять подошёл к новой идее, к интересу, который хочешь развить во что-то большее. Я знаю себя, и знаю, что ремесло журналиста, как и ремесло теле/радио-ведущего, покажется мне такой же работой, что и куриц убивать. Рутинной и вполне себе обыкновенной. Но каково же, чёрт возьми, было моё удивление, когда директор школы рассказала мне, что школа основана издательством Аргументы и Факты совместно с компанией Норильский Никель. Меня аж передёрнуло. Я мчалась из офиса промышленной компании на встречу творческому намерению. А тут он. Никель. Норильский. Оказалось, компания из кожи вон лезет, чтобы занять молодёжь на Дальнем Севере. В Норильске производственная компания построила телевышку, запустила свой канал, выпускает журнал. Проводятся семинары, именитые гости приезжают из Москвы. Добывающая компания незаметно поднимает дальние берега нашей родины. Где там моя дипломная работа? Она как раз была посвящена развитию регионов. Жаль, что про медийно-просветительскую деятельность Норникеля я четыре года назад даже и не слышала.

Мой вечер (и мои мысли) были заняты медиашколой и российской промышленностью. А потом внезапно тронулся лёд. Лёд, совсем не связанный с изначальными переживаниями души. Он всегда трогается в момент отчаяния. Такой момент наступил недавно. Прошёл. И сразу началось движение. Запомните эту цепочку. Наверное, одна из цепочек днк, она такая: отчаяние, дно, лёд. Это движение начинает не сам человек. Процесс запускается вселенной, когда лично ты готов сдаться. Так вот. Когда я переехала к маме, в пылу своего отчаяния и развода, я с первого дня хотела, чтобы всё это было временно. Жила как в гостях. Чувствовала себя так же. Покупала предметы интерьера «в свой дом» (будущий, вымышленный), приходила домой только ночевать, никогда не варила кофе (это ассоциировалось со счастливой семейной жизнью). За год я, с одной стороны, жизни сдалась, а с другой, от неё подустала. Знаете, очень утомительно жить из машины. И так, потихоньку, я начала таскать в квартиру цветы, фрукты и бутылки вина. Появился книжный шкаф, я распаковала все коробки, разложила свои финтифлюшки, и осела. Смирилась внутренне, что пока мой дом- он вот такой, без детского смеха, без мужа и без собаки. Но всё-таки дом. На выходных я опробовала итальянскую кофеварку. Напилась кофе, осталась довольна. Вчера я приехала вся в мыслях о новом учебном витке, и внезапно начала готовить. Не то чтобы прям готовить, конечно. Захотелось пасты с соусом, который прост, как грязь. Томаты, оливковое масло, чеснок и лук. Сверху облако тёртого пармезана. Всё. 

Тут как раз мама подъехала, удивилась, но промолчала. Сели за стол.

Внезапно всплыл целый пласт семейных тайн, которые каким-то образом двадцать шесть лет ходили мимо меня. Я люблю семейные истории, люблю копаться в родословных, но только вчера узнала, что моя прапрабабушка (мамина прабабушка) родилась в одна тысяча восемьсот семьдесят пятом. Жила в Марийской АССР, в деревне. Когда прапрабабушка садилась за обеденный стол, она каждый раз проверяла, не меньше ли её задница, чем сидушка стула. Тогда времена были другие. В Союзе не знали других показателей доброго здоровья и благополучия семьи, кроме весомых женских задниц. Прапрабабушка была той самой русской, которая коня на скаку. Три сына, все устроены. Младший сын, Василий, был бригадиром. Средний сын, Сандр, работал бухгалтером при колхозе. Старший сын, тоже Василий, женился на моей прабабушке. Он была родом из Саратова, из семьи купцов по фамилии Логиновы. История их знакомства началась с шерсти. Шерсть с овцы (как я вчера выяснила) не состригают сразу в форме свитера. Изначально получаются большие шерстяные комья. Их нужно вычесать, а потом спрясть нить. Вычесать шерсть в домашних условиях нельзя, поэтому по стране были разбросаны комбинаты, где люди собирались, вычёсывали по очереди шерсть и разъезжались. На таком предприятии и познакомились мои прадед и прабабка. Он приехал из марийской деревни, она – из Саратова. Когда прабабушка вернулась домой, семьи там уже не было. История раскулачивания коснулась и моего рода. Соседи сказали, нужно бежать, а бежать было некуда. Так она оказалась в Марий-Эл. Со свекровью было несладко. Та не принимала девушку «без рода без племени», возникшую из ниоткуда. Началась война. Прадед с войны не вернулся, замуж прабабка больше не вышла (говорила, после войны не за кого было). Мама вспоминает, вроде ходил к бабуле какой-то татарин в шляпе, но они оба старые были, чай пили, да разговаривали. Моя бабушка (дочь прабабушки) закончила десять классов и уехала работать на оборонный завод в Йошкар-Оле. У неё судьба – вообще не позавидуешь. Судьба сумасбродной мадам. С первым мужем сначала сложилось (и получилась мама), потом разложилось. Разложилось так, что дедушку сослали в Норильск. Она так не хотела его в своей жизни, что пошла в полицию и наклеветала на него. Побои были якобы, а вот ссылка оказалась вполне реальной. В итоге дед так и остался в Норильске, на стройке первого никелевого завода. Выслужился, женился. Мама моя воспитывалась у пробабушки, пока бабуля занималась своей жизнью. Правда, недолго. Маме было тринадцать, когда прабабушки не стало, и она попала в интернат, в Волжске. Со вторым мужем сначала тоже сложилось (и получился мамин сводный брат), а потом тоже разложилось (муж был на 20 лет старше бабушки и умер, когда ребенку было три года). Сына она, впрочем, растила до восемнадцати лет. Потом тот ушёл в армию, а бабушка стащила уксус с завода, и выпила его. Такие дела.

Так мы сидели с мамой на кухне, за остывшей пастой и вином, мама рассказывала, а я слушала. И неважно, что начался вечер с Норникеля и с медиашколы. Важно то, чем вечер закончился. Ощущением дома, семьи и ответственности. За весь род (с маминой стороны, да и у папы сюжет некисло закручен). За то, что на мне сошлись витиеватые пути поколений. Вопросы к себе. Люди жили, страдали, любили и умирали только для того, чтобы я на маму злилась, что она театр не понимает и новости любит? И знаете, даже если через полгода я журналистику тоже сравню со своими курицами, это будет совсем неважно. 

Важно, что вечера, подобные вчерашнему, в этой жизни вообще случаются.

Два Джентельмена

Не так уж часто встретишь джентельмена в две тысячи шестнадцатом. Шантропа одна, да мажоры. Наверное, с девушками тоже сложности, но я (слава Богу) не по этой части. Судить о джентельменстве по мужчинам заинтересованным не стоит. Заинтересованный мужчина, как хорошая проститутка, прикинется именно таким, каким хочешь ты. Заинтересованный мужчина – редко настоящий. Обычно он выстраивает в голове иллюзорный образ тебя, на основании которого внезапно становится джентельменом. Или делает вывод, что нужно козырнуть своими связями. Или аккуратно разбрасывает зерна любопытства. Правда, всё быстро затухает. Любые логические цепочки срабатывают вкривь-вкось, ведь встречаются как минимум две маски и две личности, попробуй тут разобраться. Ладно, я не об этом. Хотела про джентельменов рассказать. Про тех из них, что незамысловаты и просты в своей естественности, а главное- не заинтересованы. И этим ещё более прекрасны.  

В поездках я предпочитаю делить бюджет на карточный и номинальный. За границей, как и у нас, не всегда принимают карты (кому я вру), не всегда находится сдача (опять соврала). Ладно, скажу, не стыдясь. Россия-матушка научила девочку Мари оценивать риски. Разделять яйца по корзинам. Зашивать наличность в трусы. Шучу. Короче, в пятницу улетать, заехала в банк прикупить валюты. Одним глазом отсчитываю деревянные, вторым кошусь по сторонам. Хоп, дверь в дверь - Шоколадница. Как завертелось всё внутри, закрутилось! Думаю: "Так, не выпью чашку шоколада-умру прям здесь, у кассы". А как же я умру-то у кассы, если в пятницу улетать? Не успев зашить наличность, бросаюсь в соседнюю дверь. Плюхаюсь в кресло, выпаливаю: "Мне, пожалуйста, сааамую маленькую чашечку шоколада!" Мальчик серьезно на меня смотрит, оценивает.

- Покушать что-нибудь желаете? Супчик, может быть, десерты?

Смотрю на него, как на умалишенного. "Нет!"- решительно говорю я. "Мне, пожалуйста, сааамую маленькую чашечку шоколада!"

Мальчик всё, конечно же, сразу понял. Дама не хочет ни есть, ни пить, шоколад топим-молем, срочно!

Через три минуты вернулся. Поставил передо мной стакан воды и сааамую маленькую чашечку шоколада. Повернул аккуратно так, чтобы мне было сподручнее. Потупил взор, выпалил: "За счёт заведения!" И ушёл. 

Знаете, это были самые внезапные не потраченные сто рублей. Ну или сколько там, сто двадцать, сто пятьдесят. Это был самый искренний, самый простой жест из многих последних. Мужчина не козыряет в ресторане своими кредитками золотыми-платиновыми. Бармен не подмигивает из-за стойки, протягивая коктейль без чека. 

Мальчик из Шоколадницы угостил девочку шоколадом. Он не заинтересован. Он джентельмен. Девочка довольна.

Паркуюсь я, кажется, на пятом этаже. Вернее, нет. В лифте, чтобы добраться до своего парко-уровня, я нажимаю на кнопку "пять". Однако номер парковочного места начинается с восьмерки. Если предположить, что каждый этаж включает в себя два парковочных уровня - всё равно не сходится. Тогда бы моё место было одним из девятисотых или тысячных. А так- место на "восемь" и из лифта наверх. Не ругайте гуманитария. Когда я заезжаю на парковку, ориентируюсь по цветам. Мужчинам, наверное, приходится считать круговые пируэты, ибо даже я не сразу распознала последовательность светло-оранжевого, темно-оранжевого и красного этажей. А я девочка! С цветами и их оттенками всё чин-чинарём (вроде бы). Не всё очевидно в нашем парковочном графстве, но кое-что должно быть ясно, как радуга, и чётко, как дважды два. Если на хвосте у тебя машина, подвинься. Не в смысле "пропусти, а сам ужмись". В смысле "подумай о соседе, проезжай в соседний въезд". Просто, не так ли? Въездов-выездов по две штуки. Разве сложно занять дальний, если за тобой ещё машина? Это эффективнее, удобнее и быстрее. Ты не мешаешь, сосед твой не корячится. Так вот. Ни раза, ни единого сраного раза, в подобной ситуации никто не заехал/не выехал по-людски. До вчерашнего вечера. Подъезжаю к паркингу, передо мной эмка, вся на стиле, выхлоп, сплиттер, номера по бокам. За рулём парниша молодой. Думаю: "Бе, гонщик-понторез, щемиться будет". А он рррраз! И зарулил к дальнему шлагбауму. Не обломился проехать три метра. Приложили карточки, переглянулись спокойно и поехали считать круги-цвета.

Мальчик на эмке пропустил соседку по-человечески. Он не заинтересован. Он джентельмен. Девочка довольна.

Никакой тебе трубки, никакой тросточки, никаких забот. Нынче чем проще и искренней, тем лучше. Современный джентельмен - как свежая булка, съел - и счастлив. Bon appetit!