сахарок

Представьте, что ваша душа – это сахарница.

Какая она? Стеклянная или керамическая? А может, это сундучок резного дерева? А что внутри? Какой сахар? Белый рафинад кубиками, один к одному, или ломаные куски тростникового? Рассыпчатая пудра или влажный песок с остатками варенья и слипшимися чаинками?

Я думаю, форма сахарницы дана нам с рождения. У кого-то душа очень старая. На такой сахарнице много выбоинок и щербинок. У тонкой, молодой души - сахарница Villeroy из костяного фарфора с росписью. Новая душа попроще закована в форму грубой икеевской поделки. Вне зависимости от формы, мы все начинаем с сахарных кубиков. Может быть, кубики - это изначальные настройки, «дано», с которым мы рождается. Может, их закладывают родители. Поначалу кубиков немного – два, три, четыре. Один из них – «семья», другой – «свобода», третий – «друзья». Идут годы, и кубиков в наших душах становится больше.

Выкристаллизовывается «первая любовь», растут «обиды», зреет «карьера».  Мы любим играть нашими кубиками, любим показывать их другим – поначалу. Вытряхиваем их из сахарницы на чистый стол новых отношений и говорим: «У меня вот так! А у тебя какие кубики?». Другой вытряхивает свой сахар, с радостью и энтузиазмом. Мы долго возимся, перетрясаем друг перед другом свои души и будто срастаемся. Когда приходит время расставаться, мы по ошибке берём чужие кубики. От своих кубиков что-то откололось. Что-то прилипло лишнее. Мы прикипаем к людям, а потом – душа наизнанку. Это происходит до тех пор, пока кубики не рассыпаются окончательно. Тогда мы становимся взрослыми. Тот, кто вёл себя избирательно, получает горку чистых сахарных кристаллов. В сахарнице человека, который тряс душой без разбора, разнопёстрие: кристаллы разного размера, что-то прилипло друг к другу, какие-то крошки. Вычистить душу – дело болезненное. Всё, что попало в сахарницу, стало частью тебя. Выбросить даже самую мшистую чаинку, как резать по живому.

В моей сахарнице всего – много. Хорошего, плохого, чужого, своего. Душа нараспашку, двадцать семь лет подряд, шутка ли. Я её, конечно, чищу. Она от этого, конечно, болит. Но первый порыв при встрече с новым человеком неизменен: вывалить сахарок, рассказать о нём, потребовать того же. Правда, людей становится больше, и многие идут транзитом. Чистить становится сложнее, плюс время ограничено: только сахарок вывалил, а поезд уже ушёл. Часто случается порыв, ещё чаще случается вопрос: «А надо ли?» 

И будто бы не надо. Будто бы не хочется.

Есть люди, с которыми вы давно живёте на одной станции, ходите друг к другу за песочком и вообще, сто лет как перемешались.

Этих людей становится достаточно. Их сахарницы - рядом и будут рядом ещё тысячу лет.

Не хочу прикипать к новым людям. Пусть моя душа будет отдельно, а их – отдельно.

Мой интерес к ним только вырос, но открываться - не хочется. Интереснее слушать, а не говорить. 

Моя сахарница наполнена, я всё в ней знаю и не жду гостей.

А у тебя, сахар-то есть вообще?