День смерти Сальвадора

 

Говорят, чтобы написать «сильный текст», нужно работать над ним не один день и много вычёркивать. Мол, чтобы воды было поменьше, а смысла побольше. Одновременно с этим, хороший текст – это текст искренний. Найти правильную комбинацию проработки и искренности – мука каждого пишущего человека в отдельности. Я всегда пишу в порыве. Мой текст является моим первым впечатлением, оформленным в слово. Я пишу «на чистовик» и идею никогда не корректирую. Проверяю текст на орфографию/пунктуацию и публикую. В последнем путешествии я честно решила опробовать схему работы обычного, не припадочного автора. Делала кучу путевых заметок, привезла целый ворох исписанных клочков и салфеток. Даже томик Диккенса пострадал от моих прибалтийских идей. Пока летела в Москву, обдумывала текст, перечитывала заметки, что-то вычёркивала. В общем, предприняла попытку обуздать порыв и сначала над текстом поработать. По прилёту, не успев зафиксировать первое, истинное впечатление, начала рассказы и пересказы собственных историй. На работе, дома, друзьям. У некоторых истории становятся всё интереснее с каждый пересказом. Они обрастают байками и медленно превращаются в увесистых, цветастых мастодонтов. У меня не так. С каждым пересказом я будто теряю запал, суть и впечатление. Моя история хиреет и чахнет. Через недельку- две она напоминает облезлую кошку, которой самой от себя тошно. Вот и сейчас, я сижу над латышской кипой и понимаю, что написать по-своему достоверно (в соответствии с изначальным впечатлением), искренне (когда не успеваешь ещё его переварить) и «с огоньком» (то есть в припадке, на пике или дне эмоциональной волны), уже не получится. Рукописные заметки больше не кажутся свежими. Мне не хочется о них писать, потому что они уже пережиты, в реальности, в голове, в устной речи. Если работа с текстом – это только навык, у меня пока такого нет. А был бы он весьма полезен.

Если идентифицировать меня по моим текстам, создаётся впечатление переменчивой женщины, которая чередует припадки ненависти с облаками любви без всякого подобия равновесия. На самом деле я очень стабильный и спокойный человек. Просто люди запоминают пиковые показатели, такова уж наша механика. Они воспринимают и замечают меня громкой, колкой, развесёлой. Хотя большую часть времени я вдумчива и занята своими мыслями. Люблю тишину, люблю посидеть в этой тишине одной. Дома никогда не включаю музыку, много сплю и периодически «выстреливаю» эмоциями, на подъёме или спуске со своих эмоциональных гор. Сегодня я и до работы добиралась в тишине. Сонастраивалась с потоком машин и ритмом города, размышляла о лингвистике и вчерашнем вечере, молчала. Приехала на работу, продолжила молчать, налила кофе, сидела на кухне и ела банан. Тут зашёл коллега, вздрогнул и говорит: «О, ты так тихо тут сидишь!» Мне смешно это слышать, я же знаю, как часто я «тихо сижу». Отвечаю: «А ты думаешь, когда я одна, я громкая?». Задумался на секунду. Говорит: «Конечно! Громкая, как обычно, и колесом ходишь!». Люди воспринимают и запоминают меня бурной, резкой, радикальной. А такой я бываю пару раз в неделю. В такие дни я часто пишу. Творчество развивает эмоциональный интеллект, помогает справиться с эмоциональным потоком и осознать его. Наверное, склонность к «выплеску» вообще присуща только людям эмоциональным. У людей ровно-холодных может быть хобби, выбранное из мотивов разнообразия занятий, но такое, без огня. Зато чужой эмоциональный поток для ровно-холодных притягателен, он обращает на себя внимание, заставляет сразу же выделить человека и идентифицировать его как нечто необычное в общем бассейне рыб обыкновенных.

А написать-то я хотела про Ригу. Но думаю и переживаю, как видите, уже о другом. Смотрю на заметки. В них были идеи, но я их не помню. Что-то про несуществующих латышей. Про Евросоюз и про союз советских социалистических. Про книги на русском, про то, как много православной литературы. Про Виолетту из Уфы, которая уже двадцать лет как «хочет домой». Про желание обнять всех завидующих и промурлыкать что-то вроде «Ну это, мы ж Крым взяли, может и вас возьмём». Про флёр девяностых, который я едва помню, а Рига им живёт и сейчас. Про Аллу Борисовну, под которую туристы пританцовывают за утренним кофе. Про «Якутяночку» L’One, под которую начинается отжиг за вечерним коктейлем. Про то, как в Латвии невкусно всё, кроме пива и нашей солянки. Про русских студентов, которые громко придумывали шутки в кафе под названием «Dali». Пароль от wi-fi в заведении был такой: «11051904». Я погуглила. День смерти Сальвадора. Но интерьер кафе совсем не вязался с творчеством сумасшедшего живописца. Все стены в соц-демократических лозунгах. Студенты репетировали сценки прям под надписью «Social democrats hang out here». Думаю: «Может, Дали был соцдемократом?». Погуглила ещё. Оказалось, он и его жена дико боялись революции. Дали целых тридцать лет создавал работы, посвященные иудаизму и Израилю. Сюр какой-то, честное слово. И это не только про кафе, это про Латвию в целом. Основная торговля – на рынках. Джинсы, овощи, порошок стиральный. В ходу Евро, в лексиконе – рубли.

Пляж Дзинтари. Ощущения – как на карьере под Дзержинском в девяносто шестом. Захожу в кафе. За стойкой маленький бармен еврейской наружности.

-Капучино, пожалуйста.

-Три с полтиной.

Замираю. Активирую генетическую память. Перевожу. Латышский еврей просит у москвички три евро пятьдесят центов за чашку кофе, используя слово «полтина» (появилось на Руси в тринадцатом веке).

Хотелось мне написать отдельный, классный текст про то, как скучают в Латвии по «русским оккупантам». Но из обрывок и заметок получаются только … обрывки и заметки. Не выходит без запала словесный цветок. Короче, моя схема такая: записать, потом рассказывать. Тогда и текст случается славный, и рассказы четкие, без шелухи. Наверное, авторский стиль, манера письма, так и рождаются, примеряясь. Слова, которые я разобрала на последнем клочке, перед тем, как выбросить, такие: «Тишь, гладь, доживаем, надеемся». Может, я латышей так характеризовала. Может, хотела статью так назвать. Не помню. Фактор времени, помноженный на фактор памяти, плюс фактор выхода из эмоциональной волны, работают в моём случае отрицательно. Вместо того, чтобы текст выверять, я не пишу его вовсе. Пустую, сижу в тишине и, как сёрфер, жду свою следующую волну.